"Если раньше, покидая Шир, Бильбо логично и резонно коротал остаток века в Ривенделле, то нынешний читатель ждёт уже, чтобы он оказался, хотя бы в Детройте."
Алёшенька потянулся всем телом и удовлетворённо поглядел в экран.
Алёна погладила его по плечу, поправила ему непослушные волосы и ласково добавила:
— Как я рада, что ты перестал писать про всю эту ужасную политику! — Алёна снова погладила Алёшеньку по плечу.
Алёшенька улыбнулся той мудрой улыбкой, которая появилась у него в последний месяц:
— Алёнушка-Алёнушка, дружочек мой — это и есть самая настоящая политика. Просто времена такие, что ничего нельзя называть своими именами. Но люди поймут. Нельзя недооценивать силу иносказания, метафоры, эзопова слога, так сказать.
Алёна с интересом вгляделась в текст.
— И кто же тут Бильбо?
— А это, смотря где напечатают, — охотно подхватил Алёшенька — в Известиях одно, а в Новой — другое.
— Даже так? — удивилась Алёна — В Известиях мы тебя вряд ли увидим, так что давай, говори про Новую.
Алёшенька смущённо потупился
— Там планка высока, так что, пожалуй и сам... — Алёшенька выразительно потыкал пальцем куда-то вверх.
— Пу...
— Тссс! — Алёшенька не менее выразительно потыкал пальцами обеих рук себе в уши, растопырил ладони на манер локаторов и покрутил головой.
Алёна быстро закивала.
— А Шир? — уже на полутонах спросила она.
— А это, где он сейчас. Вот это место и Шир.
— А Ривенделл — пенсионная дача в Барвихе?
— Да, — Алёшенька одобрительно поглядел на Алёну — а "читатель" — "прогрессивная общественность".
— Но что же тогда Детройт? — задумчиво протянула Алёна.
Алёшенька несколько раз оглянулся, привстал и страшным шёпотом рубанул Алёне в самые уши:
— Гаага!
Алёна смотрела на Алёшеньку влажными от обожания глазами.